Светослов - Страсти по Фаусту. Роман
– Ну ни хрена себе, «Капитал»… Это знак…
Его напряг женский голос, доносившийся из спальни:
– Лёва! Ты что – окно открыл?! Ты совсем обалдел? Холод собачий! Что ты там делаешь опять?!
– Да щас, щас… – возбуждённо бросил Лёва, поняв, что создал сквозняк в открытой комнате. – Как дверь-то открылась? Вот же мистика, ё-моё…
Он быстро закрыл окно и суматошно сунул «Капитал» в тумбочку.
Затем он быстро сел за компьютер и закрыл электронную почту.
Тут в комнату вошла супруга Лёвы – Люба, женщина зрелых лет со следами былого очарования. Одета она была в простенький халат с объёмными карманами, на ногах были обычные домашние тапки.
Люба смерила взглядом супруга и с тоном дисциплинарного ментора произнесла:
– Ты что, опять за своё?
– Ничего страшного. Важное сообщение отправил, – быстро ответил Лёва.
– Кому это ты с утра сообщения отправляешь с утра пораньше?
– Одному хорошему человеку… Да не волнуйся, никаких взломов, – уклончиво ответил Лёва и бросил невинный взгляд на жену.
– Смотри; а то будешь опять следы заметать… – с лёгким намёком ответила Люба.
– Мои следы – в невидимости; как это говорится – «not detected»… Недаром у меня фамилия Башковитов.
Лёва самодовольно потёр руки и приступил к отключению компа.
Люба вздохнула, скептически глядя на мужа.
Лёва выключил компьютер, встал и декларативно произнёс:
– Когда б я жил без домогательств, – я б с шансонетками дружил…
– Они бы от тебя весь голос потеряли, – иронично ответила супруга.
– А я бы им свой отдал.
И он издал грубовато-азартный возглас с хрипом. Люба тут же заткнула уши.
– Так-то оно лучше, – бросил Лёва и направился к выходу.
Но Люба его остановила:
– Ты не забыл, что сегодня нужно сделать?
– Помню всё, что знаю.
Лёва невинно посмотрел на свою опекунью, поняв, что сейчас всё начнётся…
Люба, мягко толкнув его на диван, отчеканила:
– Сядь, расслабься и подумай…
Лёва, откинувшись на диване, закатил глаза…
А в это время на улице, – во дворе этого мощнопанельного патриархального дома происходила интересная утренняя разминка в духе моржевания под музыку, а именно – по утреннему снегу бегал мужик в одних трусах, охая от холода; периодически он останавливался, обтирался снегом и тут же делал физзарядку. Рядом стоял магнитофон, и звучала всем известная песня:
– Если вы в своей квартире, —
Лягте на пол, три – четыре…
В квартире Башковитовых произошло оживление, вызванное этим необычным действием. В окно смотрела супруга Лёвы – Люба. Она поёживалась в домашнем халате, глядя на резвого мужика – физкультурника в трусах.
– Надо же… И не боится, – слетело с её уст.
– А чего ему бояться? Его хаты лишили. Поневоле заморжуешь, раздался сзади голос мужа.
– Что?..
– То! Васька «Бизон» это. Он с частным кредитом связался, а потом взял, да и прогорел. Пришлось квартирой пожертвовать… Говорил я ему – не крути с кидаловом, возьми реальный прихват. Нет же; всё ему на своей шкуре надо испытать…
Сказав всё это, всезнающий Лёва отошёл от окна и зевнул.
– Кошмар… – сокрушённо выдохнула Люба.
Лёва взглянул на жену и сказал:
– Ну что, Любушка? Чем потчевать будешь?
– Пойдём чаю попьём.
– Что? Опять чай?
– Звиняйте, – «Наполеону» нэмае, – с иронией ответила супруга.
– Як шо – так Лёва! А утренний допинг, значит, чаем называется! Сколько можно?!
– Да ладно, пошли уже. Ты себе по любому найдёшь то, что нужно. Да, Лёвчик?
Люба игриво глянула на Лёвчика; тот потёр нос и ответил:
– Надо будет – найду. Нюх имеем…
И они пошли на кухню. Люба поставила самовар, достала чашки…
Никанорыча, однако, уже начинало трясти, и он, чтоб хоть как-то отвлечься от этого подлого синдрома решил почитать газету. Он сел за стол и принялся штудировать эту самую вчерашнюю газету. Лёва иронично зачитывал объявления и делал свои тяжеловесные комментарии:
– Та-ак… Объявления, стало быть… Ну-ну… Да-а… Сплошная фантастика. «Меняю благоустроенную квартиру в центре Москвы на пентхауз в любом районе Сибири…» Нашёл дурней. «Пропал щенок породы бультерьер. Нашедшего просим вернуть за вознаграждение». Ха. Да я за вознаграждение сам бультерьером стану. Что там дальше… Однако. «Профессиональные экстрасенсы: очистим вашу квартиру в кратчайшие сроки…» Да, в этом я не сомневаюсь, вы её так обчистите, что и следов потом не отыщешь… Что там дальше… «Приглашаем на курсы шокотерапии…» Это уже круто… Что там ещё… А, вот. «Купим идеи…» Ага. Сначала вы их своруете, а потом – ищи ветра в бане… Бред. Чтоб им пусто было. И что за гоблины эти объявы пишут?
– Да перестань ты ворчать, как старый дед. Как хотят, так и живут люди, – упрекнула его Любя, нарезая хлеб.
– Да помолчи ты. Заступница нашлась…
И он принялся читать дальше:
– О! «Независимое общество „Медиум“ приглашает клиентов посетить иные миры…» Ха! Не хочешь?
И он глумливо взглянул на супругу.
– Чего-о?
– В иные миры слетать… Засиделась дома-то, – ответил повеселевший Лёва.
Люба положила нож, бросила на Лёву надменный взгляд и высказалась:
– Я тебе такие миры покажу – юлой будешь виться – вращаться!
– Ты того… не очень-то. Шибко вольная, гляжу, стала. Враз спесь сшибу!
– Один такой сшиб, – теперь в Сочи в валенках ходит, – парировала Люба с озорной иронией. – Ты лучше за собой смотри, да по ночам одеколон не лакай, а то смрад по всей квартире, стыдно людям открыть.
– Да я, может, от горя пью!
– Чего? – изобразила недоумение Люба.
– Да, да, – от горя, – ретиво продолжил Лёва, поняв, что зацепил-таки нужную тему. – Я, может, в душе – художник, я мог бы вторым Сальвадором Дали стать… или, на худой конец, программистом нехилым… А мог бы ваять!
Люба, набрав воздуху, провозгласила:
– Так что ж вам помешало, мой Маэстро? А?.. Молчишь? Нечего пенять на судьбу, коли опилки во лбу!
Но у Лёвы на это нашлось что сказать:
– У меня во лбу копилки, а не опилки. Чуешь? А вот тебе не мешало бы провентилировать свои извилины. Может тогда научилась бы жизнь любить…
– Да ты, рвань подзаборная, и жизни-то не видел; только кичишься всё.
– Ты на что это намекаешь? – вопросил Лёва, приоткрыв рот и тупо уставившись на свою благоверную.
– На то и намекаю, что ты дальше стакана да монитора ничего не видишь.
Она с сочувствием глянула на Лёву и ностальгически продолжила:
– Эх, помню, когда в «Каскаде» работала, – сколько возможностей было выйти замуж!.. Какие кавалеры были… Один пилот был, помню, международного класса… Носила бы сейчас ему кофе в кабину. Венеция, Рим, Токио, Нью-Йорк, Лондон, Париж!.. Э-эх-х!..
И она артистично закатила глаза.
Лёва, всё это выслушав, соответственно слегка охренел; его взгляд наполнился странной горечью, замешенной на собственной внутренней ярости от невозможности что-либо изменить, и он с наигранной усмешкой произнёс:
– Я смотрю – ты размечталась шибко. Мечты-то и урезать можно.
Поняв, что скромная семейная месть удалась, Люба достойно парировала:
– Урезать можно зарплату, а мечты – никогда. Ты знаешь, чем отличается умный от дурака? Тем, что дурак кричит, а умный торчит…
– Ну, ты у нас – Софья Ковалевская, или эта… Блаватская. Философию развела, – начал отбрыкиваться Лёва. И он тут же привёл неоспоримые доводы:
– Если ты такая умная, то скажи: почему все великие люди – поэты, художники, писатели, скульпторы, философы, режиссеры, композиторы – были мужчинами?.. А? Я просто не представляют себе, чтобы, к примеру, «Рождение нового человека» или «Распятие» живописала бы женщина; или «Войну и мир» накропала бы какая-нибудь светская дама. Молчишь? То-то!
Любу же это не убедило, она достойно отстаивала свою позицию:
– Да что б вы делали без женщин? Где бы вас искать было? Кто вдохновлял Пушкина? Кто озарял Дали?! Да они без женщин ничего не свершили бы! Женщина – это вдохновение! И ты, Диоген доморощенный, лучше молчи!
И тут, наконец, Лёва поймал то, к чему стремился всё это утро, – зацепку, необходимую для «отвязки», – бодун дошёл до точки невозврата. И Никанорыч с удовлетворением произнёс:
– Насчёт Диогена – после разберёмся; а вот, коли я прозябаю здесь, как хлыщ неприкаянный, – так, стало быть, ты меня вдохновляешь плохо. Не чувствую я вдохновения. Одни вдохи да выдохи. А толку никакого. Одни кривотолки да ругань с утра. Эх, сил моих больше нет. Пойду в лавку, освежусь…
Лёва свернул газету и встал.
– Вот есть же на свете счастливые люди… Стихи пишут, играют на лютне, любят друг друга, – задумчиво промолвила Люба, глядя в пространство.
– Дак правильно; меньше орать надо. А то раскудахталась. А после – играй ей на лютне, – ответил Лёва и усмехнулся.
